Loading ...
Пушкинское слово
05.10.2016Созвучие «князь» - «казнь» как бы фонетически удостоверяет возможность страшного финала. Это - формула приговора. В сознании Шуйского слова эти протягивают навстречу друг другу смысловые щупальца, трагически смыкаются и спасительно разводятся: фразой «Не казнь страшна» Шуйский расторгает их гибельный для него союз. Хотите наладить свою жизнь? Вам помогут славянские обереги.
Энергично подчеркнём: в границах диалогического поля пушкинское слово органично. Нет у него единоличного держателя (профилактика собственнического инстинкта: моё) - есть пространство речевого сотрудничества «человека с человеком». В этом «обоюдном» пространстве и зарождаются, и трансформируются, живут и гибнут совместные смыслы - «мысмыслы». Эти смыслы подвижны и переменчивы. Собственно, всякого диалога - именно порождение «мысмысла». Органика слова - в обособлении его частей как предпосылке развития целого. Здесь часть трактуется не в качестве элемента или ингредиента, а, скорее, как момент «обращения» целого - всего слова - в иную смысловую реальность, поворот его по закону иного контекста. Чем больше Таких поворотов, тем полнокровней и многомерней целое - всё слово. В свое время И. Шмальгаузен проницательно и емко описал главнейший «механизм» органики: диалектику дифференциации и интеграции. Обособляясь, части не истощают, но обогащают целое; обретая самостоятельность, они не утрачивают изначального подданства - не перестают быть его частями. И потому автономизация частей это и есть развитие целого. Мы попытаемся ниже показать живую основу этих несколько суховатых выкладок - пушкинское органическое слово. Причем, совершенно непреднамеренно (так сошлось) в анализе конкретного «мысмысла» примет участие местоимение «мы», - однако не как фрагмент этой всеобщей теоретической формулы, а как живая частица пушкинского текста.
